Новости – Общество
Общество
Национальное достояние дышит на ладан
Матрешки, расписанные на предприятии «Городецкая роспись». Фото: Владимир Смирнов / ТАСС
Почему в России гибнут народные промыслы
1 июня, 2015 12:37
15 мин
Лето — высокий сезон не только для массового выезда россиян отдых, но и для визитов иностранных туристов в Россию. Поездив по имперскому Петербургу, купеческой Москве и провинциально-уютным городам Золотого кольца, вместе с впечатлениями повезут заграничные гости из России пузатых матрешек, блестящие лакированные шкатулки, пахнущие лесом берестяные туески и раскрашенные жизнерадостными яркими цветами металлические подносы или деревянные ложки и плошки.
И, скорее всего, все это окажется настоящим народным искусством ручной работы, а не китайским ширпотребом «по мотивам». Сегодня это еще возможно, но не исключено, что будущим туристам придется любоваться истинными произведениями народного творчества России только в музеях.
Есть очень красивая легенда о том, как Бог, создавая мир, нес корзинку с промыслами, но споткнулся об Уральские горы и рассыпал все промыслы по России. Веками страна хранила это богатство, пронесла его через войны и революции. После перестройки вот уже более 20 лет промысловое искусство ведет отчаянную борьбу за выживание, но пока проигрывает, рассказал в интервью «Русской планете» председатель правления ассоциации «Народные художественные промыслы России» Геннадий Дрожжин.
Геннадий Дрожжин
Председатель правления ассоциации «Народные художественные промыслы России» Геннадий Дрожжин. Фото из личного архива
— Геннадий Александрович, как сейчас себя чувствуют народные промыслы?
— Положение крайне сложное, промыслы сейчас, по сути, выживают. Падают объемы производства, примерно в 10 раз сократилась численность мастеров и художников. Молодежь практически не идет, поскольку зарплата — 10 тыс. рублей или чуть выше. А талантливые ребята есть! За 20–25 лет порядка 50 предприятий мы уже потеряли. Думаю, еще буквально пять лет, и лишимся остальных. Сохранятся разве что совсем маленькие мастерские. Промыслы сегодня невыгодны, а ведь Россия является, возможно, единственной в Европе, да и в мире, страной, где сохранился такой пласт национальной культуры. Это же не просто сувениры, а произведения искусства, на 80–100% ручной труд. Боюсь, это не очень хорошо прозвучит, но мы ведь «торгуем культурой». Если не будем свою культуру поднимать, то к нам придет чужая. Она уже идет с экранов телевизоров, со всяких рекламных конструкций, из СМИ, и нашу культуру забивает, ее практически не видно.
Государство сегодня помогает и банкам, и автомобилестроителям, и другим отраслям промышленности, а на промыслы, которым нужны копеечные суммы, денег найти не можем. Об этом очень тревожно говорили и председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, и Иосиф Кобзон. Владимир Путин недавно на одном из заседаний государственного совета сказал: «Попса и сама выживет, а промыслам, народной культуре нужна государственная поддержка, как это делается во всех странах мира». Были и соответствующие поручения президента. Но никаких реальных улучшений не наблюдается. Если и есть поддержка, то она неадекватна сегодняшним реалиям. Дают, образно говоря, 100 млн рублей на компенсацию затрат по электроэнергии, по выставочной деятельности, и из них тут же отбирают 20% налога на прибыль. А какая прибыль, когда речь о компенсации затрат?
Многое зависит от глав регионов. Во Владимире новый губернатор Светлана Орлова очень активно в этом направлении работает, сейчас вот помогает открыть центр по народным промыслам. В Скопине в Рязанской области такой центр уже открыли. В Башкортостане, в Кирове тоже есть поддержка. Там, где губернаторы чувствуют ответственность свою перед страной за сохранение народной культуры, более или менее хорошо, но в основном промыслы помирают. А ведь у нас есть свой федеральный закон «О народных промыслах», где четко написано, что промыслы — это национальное достояние и сохранить их — государственная задача.
— Без государственной поддержки сохранить промыслы невозможно?
— Пока нет. Хотя в советское время промыслы существовали прекрасно, очень много продавали за границу, ездили на джипах еще 40 лет назад, у них валюта была.
— Почему же сейчас все так изменилось?
— Электроэнергия дорого стоит, газ. Мы же их, наверное, из Португалии тянем по таким ценам. Плюс высокая доля ручного труда в себестоимости. Когда такие накладные расходы, тарифы и налоги, никто не выживет. К тому же покупательная способность населения падает.
— То есть у промыслов все те же проблемы, что у любого малого бизнеса — очень высокие налоги, тарифы, не хватает нормальных «правил игры»?
— Да, примерно так. Кстати, сегодня можно все промыслы по линии малого предпринимательства пустить. И Минэкономразвития готово нам в этом помочь. Но из 80 губерний только 10 сейчас работают с промыслами по программам развития малого предпринимательства. В остальных промыслы туда не попадают по каким-то причинам.
Для спасения отрасли нужны конкретные реальные меры, в частности специальный налоговый режим. Государство должно создавать условия для нормальной финансово-экономической деятельности. В Москве, например, попробуй в сеть зайти, чтобы промыслы продавать — один входной билет полмиллиона стоит, плюс аренда. У нас совершенно нет специализированных торговых организаций. А почему? Аренда все съедает.
Сейчас немножечко зашевелились в Министерстве культуры, где раньше нас вообще не признавали. Есть же специальные программы — по культуре России и по развитию туризма в Российской Федерации. До недавних пор нас туда не пускали. Дело в том, что формально за промыслы отвечает Министерство промышленности, и на все наши запросы в Минкульте отвечали: обращайтесь в Минпромторг. Но ведь по законодательству промыслы — это культурная деятельность, это создание культурных ценностей. Если взять тот же туризм, на промыслах можно зарабатывать — показывать, как кость режут, как хрусталь делают, как подносы расписывают, как лаковые миниатюры создают.
— Народные промыслы и сами по себе известный туристический бренд России. Хохлому, гжель, федоскино знают во всем мире. Вы сказали, что в советское время много таких изделий шло на экспорт. А сейчас делается что-то для их популяризации за рубежом?
Мастер во время росписи изделия из папье-маше на Федоскинской фабрике лаковой миниатюры. Фото: Станислав Красильников / ТАСС
— Я ничего об этом не слышал. Конечно, это должна быть целая программа. Вот сейчас есть постановление правительства о повышении имиджа России за рубежом. В связи с этим мы некоторое время назад открыли представительство наших народных промыслов в Вене, выставочный зал сделали, можно было там торговлю организовать, выставки по всей Европе возить. Но проработало оно недолго — не хватило денег. Рассчитывали на поддержку Минпромторга, но ведомство не сочло нужным финансировать этот проект. Формально юридически мы его пока не закрыли, но реально представительство сейчас не функционирует. А ведь Европа любит промыслы, раньше на приличные деньги с ней торговали.
— Какие промыслы сегодня вызывают наибольшую тревогу?
— Угасает городецкая роспись — осталось очень мало мастеров, то же самое на Жостовской фабрике, Богородская фабрика художественной резьбы в крайне тяжелом состоянии. Да в принципе любую фабрику бери, там работает в среднем по 30–40 человек, а раньше работало по 200. Некоторые промыслы выживают стараниями отдельных энтузиастов при поддержке местных властей. Удалось сохранить ковровскую глиняную игрушку и Дятьковский хрустальный завод, возродился Гусь-хрустальный завод во Владимирской области. Но это капля в море.
Деревянный ларец, расписанный на предприятии «Городецкая роспись». Фото: Владимир Смирнов / ТАСС
— А новые промыслы сегодня рождаются?
— Пытаются, но нам бы старое сохранить. У нас и так 14 направлений народного искусства: и фарфор, и хрусталь, и кружево, и дерево, и глина, и все-все-все. В качестве позитивного момента можно отметить активизацию выставочной деятельности. Кто-то может сказать, что промыслы сегодня морально устарели и никому не нужны. Но за год на наши выставки приходит около 200 тыс. посетителей.
— Если не удается сохранить промысел живым, можно попытаться сохранить память о нем — записать все данные, зарисовать узоры, провести детальную фото-видеосъемку, чтобы потом при более благоприятных условиях можно было этот промысел возродить. Ведется ли сейчас такая работа?
— Промыслы — практически как флора и фауна. Птица или цветок вымерли — и все, ты заново его не создашь. Потребуются десятки лет, чтобы воссоздать утраченный промысел даже при наличии всей необходимой информации.
Проблема, во-первых, в том, что речь идет о частных предприятиях, и они не всегда готовы пускать посторонних на свою территорию. Собственно, одна из ключевых проблем на сегодняшний день — перепрофилирование предприятий отрасли. Коммерсанты покупают промысловую фабрику и на ее месте могут сделать, например, ресторан или шиномонтаж. Мы как раз пытаемся ввести в закон норму, запрещающую такое перепрофилирование.
Во-вторых, сохранением культурного наследия должны заниматься регионы — у них для этого есть специальные институты, музеи. У нашей ассоциации на данный момент три основные функции: взаимодействие с органами власти, законодательное обеспечение деятельности отрасли и популяризация промыслов. И потом, мы ограничены в средствах: ассоциация — небольшая некоммерческая организация, мы живем на взносы предприятий, а если они сами на ладан дышат, то и взносов никаких нет.
— Что можно считать настоящим промыслом? Вот сейчас, например, выпускаются те же лаковые шкатулки с современными сюжетами — это промысел или уже нет?
— Конечно, промысел. Нельзя же 300 лет рисовать одни ромашки. В войну лаковую миниатюру делали на воинскую тему. Каждое время несет в себе определенную индивидуальность. Главное — не переборщить. Если мы начнем рисовать покемонов и Барби, думаю, любой скажет: не надо этого делать, рисуйте Василису Прекрасную и других героев народных сказок.
В соответствии с федеральным законом, промысел — это коллективный труд в местах традиционного бытования, то есть на территории, где этот промысел зародился. Нельзя, например, делать городец в Хохломе или федоскино в Палехе. Мы выступаем против этого, чтобы не размывать традиции, не провоцировать изготовление подделок и не допускать смешения стилей. Сейчас под эти критерии попадает около 100 предприятий.
Изделия, выпущенные на предприятии «Хохломская роспись». Фото: Владимир Смирнов / ТАСС
— Но сегодня многие мастера уходят с предприятий из-за низкой зарплаты, предпочитая открывать частные мастерские, и даже те, кто продолжает работать на фабриках, в свободное время мастерят на дому. Если при этом вся традиционная технология соблюдается, это разве не промысел?
— Конечно, четкой грани тут нет. Есть отдельные мастера-надомники, и они прекрасно работают. Но в домашних условиях соблюсти технологию очень трудно. Если говорить, например, о глине, она должна обрабатываться определенным образом, нужны специальные печки, особый температурный режим. Но если видно, что работа сделана настоящим мастером, его нужно сохранять, оберегать и давать возможность расцветать его таланту.
— Представители самых известных промыслов часто жалуются на большое количество подделок. Что это за подделки, как отличить их от настоящих художественных изделий?
— Ну, вот, скажем, лаковая миниатюра. Она делается по специальной технологии из папье-маше, пропитывается олифой и расписывается вручную. Подделки штампуются на фанере или даже оргалите, рисунок наносится фотопечатью. Или гжель. Там же кисточкой работают: для того чтобы сделать правильный мазок, нужно шесть лет учиться. А взять все эти современные фигурки сувенирные — они обрабатываются тампончиком, губкой, тюк-тюк — вот тебе и гжель. Мазка там нет, искусства нет.
— Чтобы сделать промыслы коммерчески успешными, их все чаще пытаются переориентировать на обеспеченную аудиторию, иностранцев, выпускать эксклюзивные вещи на заказ. Насколько эффективен и оправдан этот путь?
— Я думаю, что предприятие должно работать в любом сегменте, где оно может заработать. Конечно, хотелось бы, чтобы сегменты были разные. Да, я знаю, что одни предприятия переориентируются на массовку, а другие — на богатых.
— А как можно промыслы переориентировать на массовый сегмент? Это же ручная работа, она дорогая.
— Очень просто. Взять тот же хрусталь. Можно вазу вручную делать месяц, а можно 100 штук в день наштамповать, чуть-чуть резчик подработает, и готово. Доля ручного труда тоже есть, но она минимальна. Конечно, промыслы уже не те, что были сотни лет назад, они развиваются, применяются более современные механизированные технологии. За последние 25 лет вообще многое изменилось. Та же лаковая миниатюра еще в 70–80-х годах ХХ века была классной, а сейчас она уже совсем другая. Раньше на каждом предприятии был художественный совет. И люди — это было коллективное решение — говорили: «Да, Вась, у тебя вот это хорошо, а вот это плохо». Сейчас никто на это не смотрит.
— В условиях, когда у государства не хватает сил и средств на поддержание промыслов, помочь могли бы меценаты. Есть ли среди богатых россиян те, кто готов поддержать отрасль?
— Мало, очень мало. Богатый человек должен видеть результат своих вложений. Одно дело — дать денег на выпуск книги или фильма, другое — развивать производство. Это уже не меценатство, а полноценный бизнес, которым надо постоянно заниматься.
— На ваших выставках представлены не только традиционные промыслы, но и многочисленные независимые народные умельцы, которые что-то делают своими руками. На ваш взгляд, в кризис интерес к рукоделию в обществе растет или, наоборот, снижается из-за дороговизны расходных материалов и других факторов?
— Растет. Потому что людям надоело уже смотреть то, что льется из телевизора и с городских улиц, надоели массовые бренды. На генетическом уровне россияне тянутся к ручной работе, а не к той штамповке, к которой Европа и мир привык. Когда мастер делает вещь, он вкладывает в нее частицу чего-то того, что нельзя измерить, — своего таланта, теплоты, энергетики. И потом эта энергетика на нас действует. Мы просто еще не научились ее ловить и считать, но подсознательно тянемся к этому.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости