На войне атеистов нет

У здания Донецкой областной администрации, захваченного сторонниками референдума о статусе региона. Фото: Михаил Почуев / ТАСС

Донецкий психолог рассказывает об адаптации людей в зоне боевых действий

Владислав Андреев

7 мая, 2015 14:15

9 мин

Война разрушает не только здания, но и психику людей. Психологические раны иногда намного труднее излечить, чем отстроить заново дома, школы и больницы. Врач-психотерапевт, кандидат медицинских наук Анжела Яковлева сегодня врачует психику дончан, пострадавших от военных действий, ее пациенты — жители Путиловки, Октябрьского, Гладковки, Донецка. После первого обстрела 18-й больницы врач с коллегами навела порядок в самой больнице и вокруг нее. Хотели лечить людей, но в эпицентре артобстрелов работу медучреждения восстановить оказалось невозможно.

— Это мы потом поняли, когда сбились со счета, сколько раз больнице доставалось во время обстрелов, — рассказывает психотерапевт. — Точка была уже пристреляна украинской артиллерией. В итоге разгромили абсолютно все, и нас перевели в 20-ю поликлинику. Понятное дело, теснота. Но спасибо руководству, относятся с пониманием. Мне выделили, пусть и смежный, но отдельный кабинет с другим специалистом. Для психотерапии это очень важно.

Люди длительно находятся в состоянии стресса, и у каждого свой внутренний запас сил. У кого-то психика слабенькая, и в первую очередь страдают именно такие люди. Еще в июле массово пошли пациенты с посттравматическими расстройствами адаптации. Проще говоря, это расстройства, связанные со стрессами. Потом в августе. Конечно, многие выехали за пределы Донецка. Но немало было тех, кто остался и приходил ко мне. Возобновившиеся после первого «перемирия» бои негативно сказались на психическом состоянии. Такие колебания называются «маятник». Если регулярно плохо или хорошо, это воспринимается как некая стабильность, к которой человек может адаптироваться. Если же психика находится в состоянии маятника, это очень плохо.

Человек жил здесь, слышал взрывы, выстрелы, находился в стрессовом состоянии, уехал на территорию, где нет войны. Но, возвратившись, снова погрузился в боевую обстановку, снова испытал стресс. Это хуже, чем жить в таких условиях постоянно. Причем сила стресса будет больше, чем до отъезда. Вспомним первые минские соглашения, когда все настроились на какой-то позитив. А тут опять… Я уж не говорю о конце января. У многих произошел большой психический надрыв: от надежды на спокойствие до состояния крушения надежд. Между прочим, в этом случае человек может даже находиться в длительной прострации. Были у меня пациенты, которые буквально «выползали» из подвалов, убежищ. Определение грубовато, но точно отражает психологическое состояние людей.

Были и те, кто сидел в своих квартирах. У них были только вылазки в магазин буквально на десять минут. И быстрее назад. Пережитое сказалось, пошли сильные неврозы. Здесь сыграл роль еще один немаловажный фактор — фактически жизнь в изоляции. Людям пришлось постоянно общаться в одном кругу, плюс обстрелы, ничего нет. Разговоры только об этом. Да еще отсутствие воды, света, газа, источников информации. В общем, полнейшая депривация. Это психическое состояние, вызванное лишением самых необходимых жизненных потребностей либо лишением благ, к которым человек был привычен долгое время. Психика людей, можно сказать, изувечена, надорвана.

— В чем это выражается?

— Многое зависит от психотипа человека и уровня перенесенного стресса. Мы же не станем сравнивать того, кто просто отсиживался, пусть и в сложных, опасных условиях, с тем, кто потерял близких. У меня были пациенты, на глазах которых буквально разрывало людей, поэтому и неврозы разные. У кого-то формируется выраженная депрессивная симптоматика, депрессивные неврозы. Человек удручен, не видит смысла жизни, не знает, что дальше. И таких немало. Особенно если люди побывали в таких ситуациях, когда была непосредственная угроза жизни, на их глазах кто-то погиб. Много тревожных, фобических состояний. Это когда человек, допустим, панически боится выходить из дому. Рядом постоянные разрывы, грохот разрушающихся зданий, звон разбитого стекла. На самом деле психика имеет свойство защищаться. А что значит защитная реакция? Это мобилизация внутренних резервов. Понятно, что при звуке разрыва неадекватно стоять возле окна и смотреть. Человек в этом случае пытается скрыться в прихожей или успеть выскочить на лестничную клетку, где безопасней, чем в квартире. К примеру, в нашем доме, многоэтажке, нет подвала. И где прятаться, если у меня высокий этаж? Только в прихожей. Потом, конечно, перестали и в прихожую выбегать.

Жители Петровского района, который был обстрелян с позиций украинской армии

Жители Петровского района, который был обстрелян с позиций украинской армии. Фото: Михаил Почуев / ТАСС

— Почему?

— Идет так называемая фильтрация. Далеко-близко, выстрел-разрыв. Как говорим, «от нас» или «к нам». Значит, человек адаптировался. У вас это произошло, у другого — нет. Вот здесь и вступает в силу личностное реагирование. У меня были и такие пациенты, даже когда явно далеко не взрыв, а выстрел, они чуть ли не прячутся под кровать. Получается, адаптация не включилась. Кстати, подвержены этому именно люди, вернувшиеся в надежде на тишину. А тут по-прежнему боевые действия. И психика не готова к таким огромным разочарованиям.

— Можно ли сказать, что дончане все же начали ощущать психологическую стабильность, несмотря на боевые действия?

— Думаю, нельзя. Даже за последние недели сужу по своим пациентам. У всех нет ощущения стабильности. Все равно где-то там, в подсознании, есть боязнь, что стабильность хрупкая, буквально как стекло. Если сравнивать с августом-сентябрем, то сейчас почему-то идет даже большее обострение депрессивной симптоматики. Люди опять в состоянии какой-то безысходности. «Все плохо. Это никогда не закончится. Тишина временная, будет еще хуже». Человек себя в это все погружает, погружает, и начинают развиваться депрессивные моменты.

— Как человеку, который живет в зоне боевых действий, бороться с депрессией?

— Буквально неделю назад мне пациентка сказала, что нынешний мир — ненастоящий, поэтому я не живу сейчас. Я потом буду жить. И вот это «я не живу» в основном проскальзывает у депрессивных больных. Я не буду воспринимать это, потому что оно временное, рутинное. Причем неизвестно, сколько «временное» продлится, а оно уже подсознательно вычеркнуто из жизни. Сейчас нам важно радоваться каждому дню, но если мы будем радоваться только одному дню, а дальше «будь что будет», это тоже не выход. Из всего, с нами происходящего, нужно делать выводы. Все это не просто так. Нам даны эти испытания с какой-то высшей духовной целью. И каждый должен сделать выводы для себя. Значит, человек должен через это пройти, увидеть смысл. Я, например, в первые месяцы войны вообще не могла смотреть по телевидению ничего из того, что смотрела раньше, чтобы отвлечься. Ничего не могла читать из того, что читала раньше. Изменилось восприятие мира. Раньше казалось нормальным переключение на что-то веселое, развлекательное. Теперь захотелось чего-то другого. Более серьезного. В первые два месяца я перечитывала булгаковские романы «Белая гвардия», «Бег», «Окаянные дни» Бунина. Искала параллели, причины и корни происходящего. Мне это помогло.

— Во время обстрелов, находясь дома или идя по городу, я часто обращаюсь к Богу.

— Я тоже верующая, и что хочу сказать. Теперь мы начали понимать значение фразы «на войне атеистов нет». Если действительно у человека есть вера, то Бог его не оставит. Я общаюсь с разными людьми. И вот мое наблюдение, неверующие люди сейчас пришли к вере. Внутреннее содержание нынешних событий приводит к очищению, исцелению духовному. Знаю мужчину в возрасте, говорил, что и сам атеист, и родители были атеистами. После того как на его глазах осколками от взрыва буквально разорвало соседку, а он остался жив, человек пришел к Богу. Переосмыслил многие вещи. Вначале у него развивалось это как посттравматический невроз. Мы начали с ним работать, и ему очень помогло, что он переосмыслил свою жизнь, свое отношение к людям, родителям, родственникам. До этого случая он считал, что в его проблемах виноваты остальные, а он все делает правильно. Теперь пришел к выводу, что сам он далеко не идеальный человек. И сказал мне: «Наверное, я в чем-то провинился, и мне были посланы испытания, чтобы я посмотрел на жизнь по-другому». Появилось иное ценностное восприятие мира. И так произошло у многих. Меня приводило в восторг, что при постоянных обстрелах в том же Донецке газоны содержались в порядке, улицы убирались, троллейбусы ходили регулярно. Жизнь шла. Пусть и не бурлила, как в мирное время, но и не останавливалась. Многие, пережив обстрелы, себя просто зауважали, почувствовали людьми. И при этом более уважительно стали относиться к другим.

Это очень интересная трансформация, которая могла произойти только через вот эти испытания. Многие почувствовали себя людьми с большой буквы, не принижая других. Даже больше того, начали культивировать добропорядочные отношения к окружающим. Пусть пока не всегда и не везде, но все чаще и чаще. Вы знаете, возможно, мы сейчас участвуем в построении нового общества. В глобальном отношении. Возрождаются исконные нравственные традиции, свойственные нашему народу. У меня другой вопрос есть, неужели для того, чтобы человек изменился, его нужно ставить в такие трагические, ужасные условия? Или по-другому образумить его нельзя? Получается, человек может прийти к очищению через страдание. Возможно, для этого нам и даны нынешние обстоятельства.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе