Новости – Общество

Общество

«Исламский вызов» Европе

Мусульмане во время молитвы на улице Парижа. Фото: Gilles Bassignac / Getty Images / Fotobank.ru

Мусульмане многое сделали для становления классической Европы; сегодня происходит вторая попытка адаптации ислама к европейским ценностям

Харун Сидоров

14 марта, 2014 09:53

25 мин

Дискуссии об идентичности — тренд начала и, по всей видимости, всего XXI века для Европы. Казалось бы, в эпоху постмодернизма эти проблемы должны были остаться в прошлом. Однако именно на последние годы приходится новый всплеск популярности националистических и антииммигрантских партий, ставящих эти вопросы на повестку дня.

В центре этих дискуссий, конечно, ислам. Его появление и стремительное распространение воспринимается как «новый вызов» в самых разных лагерях. Часть правых воспринимает его как «чуждую культуру», отталкиваясь о представлений о традиционной европейско-христианской цивилизации. Многие левые, наоборот, видят в исламе угрозу постмодернизму, его установкам на эмансипацию сексуальных меньшинств, гендерное равноправие, деконструкцию идентичностей и т. п. Экологистов и вегетарианцев возмущают массовые жертвоприношения животных во время мусульманского праздника Ид аль-Адха (Курбан Байрам). Часть иудейской общины опасается роста антисемитизма из-за привнесения мусульманами в Европу антиизраильских настроений. Словом, перечень претензий к исламу и число его противников в Европе достаточно велики.

Но на передовых позициях европейской исламофобии сегодня, конечно, так называемые правые — националисты или, выражаясь языком Андреаса Брейвика, «культурные консерваторы». Их дискурс культурного отторжения ислама строится на постулировании изначальной и исторически неизменной чуждости и даже враждебности последнего Европе. Соответствующим образом подбираются герои и культовые символы данного лагеря: Карл Мартелл — «спаситель Европы от арабов» и, соответственно, битва при Пуатье, остановившая их военное вторжение в Европу в 732 году. Другое аналогичное событие — Венская битва 1683 года, в которой, «объединенными силами христианской Европы» был положен конец завоевательной политике османов на континенте.

«Битва при Пуатье», Карл Штейбен. Фото: chateauversailles.fr

Эти и им подобные события призваны показать, что ислам изначально представлял собой угрозу Европе, которая всю свою историю либо защищала от него свою культуру, либо пыталась (начиная с Крестовых походов) принести свою цивилизацию этим «дикарям». Иначе говоря, «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись никогда».

Замалчиваемая история

Однако так ли чужд ислам Европе и европейцам? Даже если брать за основу отношения европейцев с арабами и османами, эти медали имеют две стороны, одна из которых намеренно утаивается.

Арабы, действительно, были остановлены Карлом Мартеллом во Франции, но перед этим они все же успели пустить в Европе корни ни много ни мало на семь веков. В первую очередь речь идет об Аль-Андалусе — мусульманской Испании, которая была жемчужиной не только европейской, но и мировой цивилизации своего времени.

Шесть веков, прошедшие со времен Реконкисты (возвращения католиками контроля над Испанией с последующим изгнанием всех мусульман), период исламского владычества над этой страной был покрыт мраком. С уходом Франко и началом демократизации Испании ситуация стала меняться — арабский период истории страны сегодня уже воспринимается многими не как чудовищное иго, а как один из источников ее последующего культурного развития.

Развитие в исламской Андалусии наук и ремесел, медицины, архитектуры, гуманитарной мысли, несопоставимое с тем, что имело место в средневековой Европе того времени, сегодня уже невозможно скрывать. Об уровне развития сторон на тот момент красноречиво свидетельствует один факт: за время своего владычества мусульмане построили в Андалусии тысячи бань (в одной только Кордове их насчитывалось 900!), которые были планомерно разрушены католическими фанатиками после Реконкисты из-за их своеобразного представления о духовной и физической чистоте.

Вполне себе большевистское разрушение культурного наследия арабского периода было одним из последствий Реконкисты. Другим стало то, что на смену обществу реального мультикультурализма пришли этнические и религиозные чистки. И не только мусульман, но и евреев, ведь мусульманская Испания превратилась в один из мировых еврейских центров, авангард иудейской мысли того времени (Маймонид, Иешуа бен-Иосиф га-Леви, Иосиф бен-Иегуда Акнин и др.). Охота Инквизиции на марранов и морисков — даже не самих иудеев и мусульман, но их отпрысков, «мимикрирующих под настоящих христиан», является отдельной драматической историей. Вдвойне драматической, если учесть, что значительную часть последних составляли самые что ни на есть испанцы по крови, коренные европейцы.

Малоизвестно, но факт, что арабы представляли собой только одну из четырех страт лишь одного мусульманского населения, окруженного христианским большинством и иудеями. Второй этнической группой мусульман, которая вторглась в Андалус вместе с арабами, были берберы, а вот уже две другие сложились на месте — из самих коренных европейцев. Первой были мусульмане-славяне (сакалиба), о которых мы уже писали в статье «Русские мусульмане: с Россией или без», другой — муваляды, то есть коренные испанцы, христиане, добровольно принявшие ислам.

Во время празднования Ид аль-Адха. Фото: Jean-Francois Monier / AFP / East News

Вклад, сделанный рядом известных муваллядов в развитие ислама в Иберии, неоспорим: Бакий ибн Махляд был одним из первых в этом ряду, как и его поздние последователи из Кордовы — ‘Абдульмалик ибн Сарадж и Мухаммад ибн Хазм. По мере увеличения численности испанцев-мусульман, у них росли и амбиции внутри исламской среды, выразителями которых стали, в частности, такие их мыслители, как Мухаммад ибн Сулейман аль-Ма’афири и Абу Мухаммад ‘Абдуллах ибн аль-Хасану (имена арабские, но речь идет о мусульманах-испанцах).

Конечно, можно возразить, что эти конвертиты были не более чем приспособленцами, подстроившимися под новые реалии. Возможно, что часть из них была таковыми. Однако несправедливость в обобщении в данном вопросе явно следует из того, что и после Реконкисты многие из них сохранили приверженность исламу. При этом часть ушла вместе с арабами, часть отселились и создали свои муввалядские поселения, в том числе и пиратские республики, а часть, оставшись в родной стране, приняла мученическую смерть за свою веру. Таких испанцев были тысячи, поэтому, например, кастильский историк Альфонсо де Паленсия прямо писал, что Реконкиста фактически была гражданской войной.

Кстати, перепрыгивая на несколько веков вперед и переходя к османам, можно сказать, что схожей была и история многих славянских мусульман, презрительно называемых местными националистами «потурченцами». Подобные обвинения в конформизме являются поводом жарких дискуссий, ведь, например, боснийские историки описывают совершенно другие причины принятия ислама их предками. По их мнению, будучи унитарными христианами, несколько веков сопротивляясь католикам и православным, они влились в ислам, увидев в нем учение, соответствующее сути их религии.

Но значительное влияние османов на внутриевропейскую жизнь заключалось не только в появлении новых мусульманских общин и народов среди южноевропейцев. По большому счету, не будь османского влияния на европейскую политику, не было бы и той Европы, как мы ее знаем благодаря становлению Вестфальской системы национальных государств и ограниченной веротерпимости.

Известно, что последняя образовалась в результате серии войн между католиками и протестантами, проблему которых долгое время в Европе решали методом Варфоломеевской ночи. Однако мало кто знает, что во многом благодаря поддержке османов европейским протестантским государствам и будущим нациям удалось отстоять себе место под солнцем. Так, среди голландских повстанцев была широко распространена нарочитая османофилия. Современный русско-украинский исследователь истории ислама в Европе Али Нуриев пишет об этом следующее: «Засилье римско-католической церкви, высокие налоги и централизация власти привели к восстанию в 1568 году семнадцати провинций против Испанской империи, находившейся тогда на пике своего могущества. Эти события известны в истории как Нидерландская революция или Восьмидесятилетняя война (Tachtigjarige Oorlog).

Участники вооруженной борьбы назывались гёзами (Geuzen), что значит «нищие», в их числе самая большая группа гёзов воевала на море и называлась морскими гёзами (watergeuzen). Девизом морских гёзов был Liever Turks dan Paaps («Лучше Турки чем Паписты») либо Liever Turksch dan Paus («Лучше Турки чем Папа»), а их символом был полумесяц на красном знамени (как у Османов). Также гёзы носили серебряные медальоны в виде полумесяца с тем же девизом.

Медальон морских гёзов. Фото: illinois.edu

Нужно понимать, насколько радикальным было подобное обращение голландских повстанцев к символике Османов. В средневековой Европе распространялись легенды о «варварстве» и «дикости» магометан, печатались антиисламские книги, постоянно звучали призывы к крестовым походам (которые рассматривались как средство единства христиан). Для христианина тех времен понятие «сарацин» было равнозначно понятию «язычник», а то и хуже. И тут появились люди, называющие себя «морскими нищими», носящие на одежде серебряные медальоны с полумесяцами (символами анти-римской борьбы) и кричащие, что Султан лучше Папы.

Для протестантов тогдашней Европы обращение к османской символике было не случайным и выходило за рамки обычного протеста. Османский девлет (государство. — прим. Х. С.) среди всех европейских диссидентов пользовался большой популярностью и как враг католической империи, и как пример справедливого и веротерпимого общества, где различные религиозные секты (анабаптисты, гугеноты и др.) могли найти себе убежище. Многие фламандцы говорили о том, что предпочли бы жить под властью мусульман, чем под властью католиков-испанцев.

Еще до начала войны кальвинисты пристально следили за противостоянием Османов и Габсбургов. А после того, как война началась, семнадцать провинций оказались практически в изоляции, без всякой поддержки со стороны европейских стран. Голландский принц Вильгельм Оранский еще в 1566 году отправил в Стамбул посольство за помощью. Османский девлет предложил прямую военную помощь повстанцам, во-первых, через связь Иосифа Нази с протестантами в Антверпене, а во-вторых, через письмо Сулеймана Великолепного «Лютеранам» во Фландрии с предложением помощи войсками по первой просьбе. Сулейман даже утверждал, что считает себя религиозно близким протестантам, «так как они не поклоняются идолам, верят в единого Бога и воевали против папы и императора». В своем письме он обещал, что «силы Османов скоро так ударят по Филиппу II, что у него не будет времени даже подумать о Фландрии».

Однако султан умер в том же году. Уже в 1574 году флот султана Селима II, состоявший из испанских морисков и алжирских пиратов, обрушился на Тунис. Испания получила второй фронт, Тунис был для нее потерян, а давление на Фландрию существенно ослабло. В следующем году Испания объявила о своем банкротстве, и это уже было началом конца империи Габсбургов. Османы же продолжали оказывать поддержку Голландии вместе с французами и англичанами, а также поддерживали протестантов и кальвинистов, как один из способов противостояния Габсбургам в Европе«.

Роль, которую сыграли османы в борьбе протестантских государств и наций отмечают и независимые исследователи. В частности, американский историк С. А. Фишер-Галати в специальной монографии «Оттоманский империализм и немецкий протестантизм. 1521—1555» приходит к следующему выводу: «Протестанты с готовностью связали проблемы, возникшие для Габсбургов в результате прямой и косвенной оттоманской агрессии, со своей борьбой за существование, за консолидацию своих позиций и экспансию в Германии. Почти все главные уступки, вырванные у Габсбургов с 1526 года, были связаны с оттоманскими действиями в Восточной и Западной Европе, и во всех наиважнейших кампаниях лютеран за юридическое признание в Германии эксплуатировался нерешенный конфликт Габсбургов и Порты из-за Венгрии» (венгерские магнаты-кальвинисты во второй половине XVII века также обращались за помощью к туркам против Вены).

Притяжение к исламу европейских вольнодумцев, диссидентов и анархистов имеет давнюю историю. Одним из малоизвестных ее фрагментов являются европейские беглецы от Инквизиции, находившие спасение среди пиратов и избиравшие своей религией ислам. Английский путешественник Джон Смитт, который много лет провел в Северной Африке, в своей книге «Правдивые путешествия и приключения Джона Смита» описал обилие европейских мусульман среди пиратов, одним из которых был прототип известного Джека Воробья — в реальной жизни Джон Уорд, он же и капитан Османского флота Юсуф Райс. Уже упомянутый выше Али Нуриев со ссылкой на источники утверждает, что европейских мусульман среди пиратов были тысячи и именно они на протяжении нескольких веков были движущей силой пиратского движения на Юге Средиземноморья — своего рода морских казаков, поддерживаемых Османской империей.

Неудивительно, что в XIX веке интерес к исламу в Европе возрождается среди интеллектуалов наций с протестантскими и бунтарскими традициями.

Так, Фридрих Ницше, апеллируя к немецкому императору-вольнодумцу Фридриху II, провозгласил исламофильский императив, которому Германия следовала до тех пор, пока проводила независимую внешнюю политику: «Война с Римом на ножах! Мир, дружба с исламом»: так чувствовал, так поступал тот великий свободный дух, гений среди немецких императоров, Фридрих Второй«. Другой немец — поэт Вольфганг Гете в своем интересе к исламу зашел гораздо дальше, начав глубоко изучать и популяризировать его и даже принимая участие в исламских молитвах во время нахождения в мусульманских странах. Все эти факты позволили говорить о его обращении в ислам, что ставится некоторыми под сомнение — однако, глубокий интерес и симпатии немецкого поэта к исламу совершенно очевидны.

Характерна и история английского адвоката Уильяма Генри Куильяма, который в 1887 году не только принял ислам сам, но и открыл в Ливерпуле первый исламский центр. Вещь неслыханная для России не только тогда, когда обращение в ислам русскими официально каралось высылкой в Сибирь, но и сейчас, когда русские мусульмане подвергаются гонениям неофициально.

Германия во время второй мировой войны пользовалась большой общественной поддержкой в арабских странах. Поэтому не мудрено, что немало представителей ее разгромленных военных структур после войны нашли не только убежище, но и активное применение в арабских баасистских государствах, чьей идеологией, как известно, был национал-социализм. Многие из этих людей приняли ислам, например, бывший офицер штаба фельдмаршала Роммеля подполковник Ганс Мюллер, возглавивший в 1950-е годы «Арабо-германский центр по вопросам эмиграции», через который тысячи бывших немецких военных эмигрировали в мусульманские страны.

Однако самых известных исламских конвертитов Европе в первой половине XX века, пожалуй, дал не германский, а романский мир. Среди имен таковых можно назвать в первую очередь Рене Генона, идеолога европейского традиционализма, который считал, что именно ислам сохранил наиболее полную интегральную Традицию, утраченную на Западе после разгрома Тамплиеров. Статус Рене Генона, особенно как мыслителя в самом исламском мире (в том числе среди современных западных мусульман), мягко говоря, находится под большим сомнением. Но факт в том, что именно по его стопам ислам приняли еще многие европейские интеллектуалы традиционалистской направленности: Мишель Вальсан, Мишель Ходкевич, Мартин Лингс, Титус Буркхардт и др.

Возвращение ислама в Европу

Указанное выше важно для понимания того, что Ислам имеет длительную историю присутствия не только в Европе, но и среди многих — миллионов в общей сложности этнических европейцев. Тем не менее, история собственно западного ислама возрождается в Европе после почти тысячелетнего перерыва (уничтожения Андалусии) только во второй половине XX века, когда он начинает набирать обороты по ту сторону Атлантического океана — в США.

Отличие ситуации «европейского ислама» (условный термин для обозначения ислама, пустившего корни в Европе и среди европейцев) от ситуации отдельных европейских конвертитов заключается как в качественных, так и в количественных параметрах.

Качественно важным является то, что с переходом европейского общества к практике и идеологии мультикультурализма, принявшим ислам европейцам стало можно открыто исповедовать и проповедовать религию, получать о ней знания, при этом оставаясь в своих странах. Ведь, как известно, во второй половине XX века после распада колониальных империй в них хлынули миллионы мусульман из бывших европейских колоний, включая многих мусульманских проповедников и ученых.

Количественно это приводило к тому, что численность мусульман-европейцев в традиционно христианских странах стала исчисляться уже не единицами или десятками, а тысячами и десятками тысяч, что в свою очередь опять же трансформировалось в их новое качество. Главным показателем этого можно считать появление первых исламских общин европейцев или со значительной долей таковых, а также европейцев — исламских ученых и общественных лидеров.

Патриархом европейского ислама в XX веке в этом смысле, пожалуй, можно считать шотландского драматурга Яна Далласа, более известного под исламским именем Абдулькадыр ас-Суфи. Выходец из одного из старейших шотландских кланов, чьи представители участвовали в войне за независимость, про которую снят известный фильм «Храброе сердце», он принимал активное участие в культурной жизни Европы, снялся в фильме Фредерико Феллини, дружил с Микком Джаггером, Эдит Пиаф. В 1967 году в ходе своего путешествия по Марокко он знакомится с местным суфийским шейхом и ученным Мухаммадом ибн Хаббибом, принимает от него ислам и какое-то время остается у него на обучение.

Абдулькадыр ас-Суфи. Фото: n0stalgia / Flickr

В 1970-е годы Мухаммад ибн Хаббиб посылает молодого Абдулькадыра аль-Мурабита (уже позже получившего титул суфийского шейха) проповедовать ислам европейцам. Так возникают первые общины европейских мусульман — поначалу в сквотах Лондона, затем, когда в них оказываются активные молодые европейцы из разных стран, помимо Англии последователи Абдулькадыра ас-Суфи начинают создавать свои общины сначала в Испании, затем в Германии, Шотландии, США, Мексике, ЮАР.

Особенностью этих общин, по крайней мере, для стран Европы, стал их европейский характер. Естественно, они не ограничены национальным или расовым признаком, однако, в силу того, что их культурная атмосфера принципиально отличается от иммигрантских общин (арабских, пакистанских, турецких и т.д.), их участниками являются или коренные европейцы, или те иностранцы, которые готовы принять язык и культуру страны проживания.

Шейх Абдулькадыр ас-Суфи был первым в современной Европе, кто задолго до появления термина «евроислам», который обычно связывают с швейцарским арабом Тариком Рамаданом, стал добиваться того, чтобы в Европе ислам имел не арабское, пакистанское или турецкое, а европейское, комплиментарное местным культурам лицо. Его девиз: «Ислам — это не культура, а фильтр для культуры», соответствующий истории самого классического ислама, означает, что распространение этой религии среди новых народов не должно означать утраты ими своей идентичности и отказа от культуры.

Благодаря этому подходу среди учеников и последователей шейха Абдулькадыра (иногда их еще называют «Мурабитун») сегодня растет уже третье поколение мусульман — немцев, испанцев, басков, англичан, представителей других европейских народов. Среди них — исламские ученые (Али Лараки, Абдальхак Бьели, Хамза Юсуф, который начинал как ученик шейха Абдулькадыра), чтецы Корана, общественные деятели (Умар Вадильо, Абу Бакр Ригер).

Впрочем, «Мурабитун» хотя и выделяется своей ставкой на консолидацию именно европейских и европеизированных мусульман, но отнюдь не обладает монополией на европейский ислам. Сегодня на слуху уже множество имен европейцев, которые пришли к исламу собственными путями и порой имеют совершенно противоположные воззрения на те или иные проблемы: проповедники Пьер Фогель (Абу Хамза) из Германии и англичанин Абдуррахим Грин, французский коммунист Роже Гароди и итальянский ультраправый Клаудио Мутти, английский музыкант Кэт Стивенс (Сами Юсуф) и немецкий дипломат Вильфред (Мурад) Хофман.

В каждой крупной стране ЕС в наши дни живут десятки тысяч представителей титульного этноса, исповедующих ислам. В ряде мест существуют общины, состоящие преимущественно из коренных европейцев, подрастают коренные европейские мусульмане в третьем поколении. Это позволяет утверждать, что ислам уже является неотъемлемой частью Европы. Точнее — снова.

Автор — лидер Национальной организации русских мусульман (НОРМ)

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе