Елки зеленые

Фото: Шоломович/РИА Новости

Традиция отмечать Новый год в России не раз оказывалась под угрозой

Илья Носырев

31 декабря, 2015 03:50

11 мин

Новый год в России отмечали и до Петра Первого, но отнюдь не в начале января: до 1492 года «первый день во году» приходился на март, а с 1492 года — на сентябрь. Традиция празднования Нового года весной и осенью характерна для многих традиционных обществ, чей годовой цикл жизни определял сельскохозяйственный календарь. Установленная Иваном Третьим дата смены лет соответствовала Дню Симеона Летопроводца (Семенову дню), когда завершается лето и начинается пора осенних полевых работ. 1 сентября с подданных страны взыскивались подати, хозяева собирали со своих крепостных оброк: словом, день для большинства жителей страны был не то чтобы праздничный.

В 1699 году Петр Первый заставил Россию жить по европейскому времени, одним махом приняв несколько изменений в календаре. Прежде всего, летоисчисление теперь стали вести не от сотворения мира, как прежде, а от Рождества Христова — и дата реформы была выбрана очень удачно: вскоре Россия вступила в новое, XVIII столетие. Впрочем, изменение летоисчисления приняли не все — так, старообрядцы еще и в последующие века продолжали вести счет лет от сотворения мира. Кроме того, Петр утвердил в России юлианский календарь, по которому жила Западная Европа, и начало года сдвинулось на 1 января. А 1 января 1712 года Петербург увидел первый в России новогодний фейерверк, устроенный по распоряжению губернатора города — «светлейшего князя» Александра Меншикова и символизировавшей начало новой эпохи в жизни России, вызванной победами в ходе Северной войны.

Традицией наряжать на Новый год елку мы тоже обязаны Петру Первому. Правда, император предписывал украшать дома не целыми деревьями, а еловыми или сосновыми ветвями, и не внутри, а снаружи. Скорее всего, этот обычай царь увидел в своем путешествии по Европе 1698–1699 годов. Между тем у немцев уже существовала самая настоящая традиция рождественской ели (она называлась у немцев «рождественским деревом» — Weihnachtsbaum), и именно благодаря немцам эта традиция была принесена и в Россию.

Однако это произошло чуть позже, а после смерти Петра указ об украшении домов ветвями елей и сосен был почти забыт. Курьез: более прочих его блюли в основном питейные заведения, и благодаря таким украшениям кабак можно было увидеть издали. Даже само слово «елка» стало синонимом трактира: в обиходе прижились выражения «поднять елку» (выпить), «идти под елку» (идти в питейное заведение»), а самих пьяных именовали просто «елкиными».

Праздник для всех

Настоящий размах новогодние празднества в России приобрели лишь в первой половине XIX века: именно с этого времени в моду входят как новогодние елки в домах, так и встреча гостей, новогодний ужин, приуроченные к празднику балы. Поскольку главными проводниками традиции рождественских и новогодних елок были немцы (есть даже версия о том, что обычай ставить в доме елку привила в России прусская принцесса Шарлотта — супруга Николая I), то и сами елочные игрушки купцы возили из Германии. Лишь позже возникает кустарное производство русских елочных украшений в подмосковном Клину: сообразительный местный клинский мужик был начеку и довольно быстро понял, что делать эти игрушки ему вполне по силам. «Немецкие» игрушки из Клина точно копировали оригинальные: их можно было продавать со скидкой и куда успешней тех, что действительно привезли из Германии. А когда правнук и тезка Александра Меншикова открыл стекольный завод в своем имении Александрово близ Клина, начинается широкое производство отечественных игрушек. Появились и подлинно российские игрушки, с национальным колоритом: так, вскоре на заводе начали изготовлять одну из сложнейших в исполнении игрушек — самовар. Причем многоуровневый — с заварником.

Новогодняя и Рождественская елка в Царском Селе

Новогодняя и Рождественская елка в Царском Селе. Фото: feb-web.ru

Несмотря на то что праздник считался исключительно светским и второстепенным по отношению к Рождеству, отмечали его с размахом: в царских чертогах — Зимнем дворце — в новогодние праздники устраивались публичные маскарады, на которые могли попасть все желающие. «К определенному часу весь дворец освещался, все двери отпирались, — вспоминал эти праздники писатель Владимир Соллогуб. — Милости просим, кому угодно! Первого вошедшего гостя и последнего вышедшего записывали на память. Другого церемониала не было. Посетителей всех видов и сословий собиралось более 30 000. О полиции и помина не было. Народные массы волновались по сверкавшим покоям чинно, скромно, благоговейно, без толкотни и давки. К буфетам редко кто подходил». Праздник был трогательный, торжественный, семейный, полный глубокого смысла: царь и народ сходились в общем ликовании. В моде была тема русскости — так, дворянки приезжали на праздник в кокошниках и русских платьях. «Театр был превращен в сверкавший бриллиантовый шатер из граненых стеклышек, между собою плотно связанных и освещенных сзади. Магический свет разливался по амфитеатру... Во время ужина играла музыка», — пишет Соллогуб. В 1852 году на петербургском Екатерингофском вокзале была установлена первая в России публичная елка.

В то же время Новый год был и домашним праздником: после застолья члены семьи и гости участвовали в разнообразных увеселениях — от живых картин до маскарадов и игр. Дочь живописца Федора Толстого — русская писательница Мария Каменская — вспоминала домашние маскарады, которые ее отец устраивал на Новый год. «Дяди и тетки мои оделись королями и дамами четырех мастей карт, спины их были покрыты какой-то материей, разрисованной под карточный крап; необыкновенно хороши и верны вышли их костюмы… Очень умно и мило был наряжен "старым, 1834 годом" скульптор Рамазанов. Он изобразил из себя древнего седого старца в рубашке, обвешанного с головы до ног старыми объявлениями и газетами за прошлый год, и печально, с старенькой поломанной дубинкой в руке бродил по нашей зале в ожидании Нового года. Как только зашипели часы, чтобы начать бить полночь, в залу влетел "Новый, 1835 год", Нестор Васильевич Кукольник (популярный в то время писатель. — РП.), одетый в новенький, с иголочки, светло-серенький фрак, с большим букетом свежих роз в петлице фрака. Влетел и прямо кинулся весело обдирать со старого, 1834 года все отжившие свое время объявления и новости, а самого беззащитного старца схватил поперек сгорбленного туловища и без церемонии выкинул за дверь залы». Обычными блюдами на новогоднем столе были поросенок, икра, сыры, семга, пирожки.

На протяжении XIX столетия традиция встречи Нового года в каждом крупном городе обросла собственными, неповторимыми деталями. Так, в конце века москвичи непременно смотрели фейерверки на Воробьевых горах, который с 1891 года устраивал ресторатор Степан Крынкин. Благодаря расположению трактира яркие пиротехнические зрелища мог видеть весь город. Отметим, что, хотя самые шикарные елки устраивались для дворян и крупных фабрикантов, в конце XIX — начале ХХ веков широко распространились и благотворительные елки для бедных детей: дамы-дворянки шили для сирот одежду, покупали им конфеты и игрушки. Ежегодно устраивали елки для детей рабочих знаменитые братья Нобели.

Новый год против старого быта

В 1920-е годы Новый год едва не пал жертвой коммунистических идеологов: после революции елка воспринималась как вредный религиозный и буржуазный пережиток. «Боролись со старым бытом — не встречали Новый год», — пишет в своем дневнике 31 декабря 1929 года Лиля Брик. Новый год воспринимался как праздник классовый и религиозный, как одно из проявлений нэповского мещанства. «Пролетарский поэт» Демьян Бедный не утруждал себя объяснением, чем же праздник не угодил новой власти — просто не советский, да и все тут:

Под «Рождество Христово» в обед

Старорежимный елочный дед

С длинной-предлинной такой бородой

Вылитый сказочный «Дед-Мороз»

С елкой под мышкой саночки вез,

Санки с ребенком годочков пяти.

Советского тут ничего не найти!

Возвращением новогодней елки мы обязаны… Сталину: после социально-конструктивистских опытов 1920-х новогодние празднества вернулись в числе многих, казалось бы, навсегда забытых имперских атрибутов. 28 декабря 1935 года в «Правде» вышла статья секретаря ЦК КПСС Павла Постышева с призывом «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку!» Автор писал: «В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев… Какие-то, не иначе как "левые", загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею… Следует этому неправильному осуждению елки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец… устроим хорошую советскую елку во всех городах и колхозах...»

Новогоднее собрание 31 декабря 1941 года

Новогоднее собрание 31 декабря 1941 года. Фото: Виктор Кинеловский/РИА Новости

Новогоднюю атрибутику, правда, пришлось несколько адаптировать: так, Вифлеемскую звезду заменили на пятиконечную красную, место ангелочков на елке заняли планеры и самолеты (тема авиации в то время была популярной), на карнавалы дети одевали костюмы Чапаева, Стаханова, Чкалова. Больше всех повезло Деду Морозу: благодаря тому, что этот языческий персонаж был свободен от коннотаций с православием, в советскую эпоху он был выдвинут на передний план: уже в январе 1937 года Дед Мороз и его внучка Снегурочка приветствовали гостей на празднике в московском Доме Союзов. Именно с этого года в стране возрождается традиция широкого празднования Нового года: в Москве впервые за долгое время были установлены две большие елки – в Парке культуры и отдыха имени Горького и на Манежной площади. В Доме Союзов проводился бал-маскарад отличников учебы. Елку в Колонном зале Дома Союзов даже хотели провозгласить «Главной елкой страны», но против этого высказался Сталин, в то время демонстрировавший показной демократизм: когда Каганович спросил его, где ставить главную елку, Сталин ответил: «У нас все елки главные».

Осознав безуспешность «борьбы со старым бытом», советские идеологи решили «приручить» старый детский праздник и после небольшого ребрендинга вернули его гражданам, уже без Христа в яслях, зато с Дедом Морозом. Снова заработало производство в Клину, где сказочные стеклодувы издревле изготавливали новогодние украшения. Изготовление игрушек освоили и советские артели, где из ваты вручную лепились фигурки парашютистов, зверей и птиц, муляжи фруктов и овощей. Сценарии для детских новогодних представлений в Доме Союзов придумывали советские писатели Лев Кассиль и Сергей Михалков. Даже в годы Великой отечественной войны празднование Нового года не прекращалось. В 1947 году указом Президиума Верховного Совета СССР 1 января было объявлено нерабочим днем. После смерти Сталина новогодние елки стали проводиться в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца, куда впервые допустили широкую публику.

К 1970-м годам формируются те атрибуты Нового года, с которыми мы не расстаемся и сейчас: салаты оливье, сельдь под шубой и «мимоза», холодец и заливная рыба на столе, «голубой экран», у которого собираются члены семьи. Интересно, что многие из таких слагаемых праздника оказались хорошо забытыми старыми: так, запах мандаринов ассоциировался с новогодними торжествами и у тех, кто родился до революции… Этот праздник пережил все гонения.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе