Новости – Общество

Общество

Александр Блок: «Жить надо только так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни»

Александр Блок. Фото: peterburg.biz

Классик русской литературы ХХ века — о своих творческих принципах, думах о России, друзьях и врагах и заветных желаниях

Елена Коваленко

2 сентября, 2015 12:00

3 мин

2015-й год объявлен в России Годом литературы. «Русская планета» начинает новый проект — интервью со знаменитыми российскими писателями, творившими в разные времена. Ответами на вопросы будут цитаты из их произведений, писем и дневников. В этом богатейшем наследии можно найти ответы на те вопросы, которые волнуют и, может быть, даже мучают нас сегодня. Потому что каждый выдающийся писатель — наш современник. И потому что, как писал Николай Алексеевич Некрасов, «в любых обстоятельствах, во что бы то ни стало, но литература не должна ни на шаг отступать от своей главной цели — возвысить общество до идеала — идеала добра, света и истины». Все, у кого мы будем брать интервью, являются примерами такого служения обществу.

Один из величайших поэтов России начинал писать в духе символизма, впоследствии его творчество было пронизано ощущением катастрофичности эпохи, предчувствием бури. Александр Блок восторженно встретил свержение царизма и октябрьский переворот 1917-го, впрочем, уже в 1918 году разочаровался в советской власти. Помимо сочинительства, вел большую работу в Госкомитете по изданию классиков, был председателем Режиссерского управления Большого драматического театра в Петрограде…

— Александр Александрович, что самое важное для человека пишущего?

— Только о великом стоит думать, только большие задачи должен ставить себе писатель; ставить смело, не смущаясь своими личными малыми силами. Прямая обязанность художника — показывать, а не доказывать. Творчество больших художников есть всегда прекрасный сад и с цветами, и с репейником, а не красивый парк с утрамбованными дорожками. Дело художника — восстанавливать связь, расчищать горизонты от той беспорядочной груды ничтожных фактов, которые, как бурелом, загораживают все исторические перспективы.

— А для читателя?

— Читать надо не слишком много и, главное, творчески. Ко всякому автору надо относиться внимательно, — и тогда можно выудить жемчужину из моря его слов. Книга — великая вещь, пока человек умеет ей пользоваться.

— Как-то вы сказали: чтобы изобразить человека, надо полюбить его — узнать. Неужели можно полюбить даже отрицательного героя?

— Да. Грибоедов любил Фамусова, уверен, что временами — больше, чем Чацкого. Гоголь любил Хлестакова и Чичикова, Чичикова особенно. Пришли Белинские и сказали, что Грибоедов и Гоголь «осмеяли». Отсюда — начало порчи русского сознания, понятия об искусстве — вплоть до мелочи, полного убийства вкуса.

— Когда вам по-настоящему хорошо?

— Лучшая пора жизни — ночью перед сном, когда все тихо, — читать в постели — тогда иногда чувствуешь, что можно бы стать порядочным человеком.

— Многие считают вас натурой трагической…

— Тот, кто поймет, что смысл человеческой жизни заключается в беспокойстве и тревоге, уже перестанет быть обывателем. У меня есть такие строки:

Пускай зовут: забудь, поэт!

Вернись в красивые уюты!

Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!

Уюта — нет! Покоя — нет!

Я считаю, что жить надо только так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни.

— Что вы думаете о России?

— Опять же отвечу поэтическими строками:

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя,

И с ненавистью, и с любовью!..

Чем больше чувствуешь связь с родиной, тем реальнее и охотнее представляешь ее себе как живой организм.

— Вы петербуржец. Что для вас значит родной город?

— Петербург — самый страшный, зовущий и молодящий кровь — из европейских городов.

— Что в российской жизни вам хотелось бы изменить?

— Несчастны мы все, что наша родная земля приготовила нам такую почву — для злобы и ссоры друг с другом. Все живем за китайскими стенами, полупрезирая друг друга, а единственный общий враг наш — российская государственность, церковность, кабаки, казна и чиновники — не показывают своего лица, а натравляют нас друг на друга. Но уверен, что рано или поздно — все будет по-новому, потому что жизнь прекрасна.

— Кого вы можете назвать другом, а кого врагом? Не кого-то конкретно — хочется узнать ваше определение этих понятий.

— Другом называется человек, который говорит не о том, что есть или было, но о том, что может и должно быть с другим человеком. Врагом — тот, который не хочет говорить о будущем, но подчеркивает особенно, даже нарочно, то, что есть, а главное, что было… дурного (или — что ему кажется дурным).

— Вы любите общение с разными людьми?

— Есть люди, с которыми нужно и можно говорить только о простом и «логическом», — это те, с которыми не ощущается связи мистической. С другими — с которыми все непрестанно чуется сродство на какой бы ни было почве — надо говорить о сложном и «глубинном». Тут-то выяснятся истины мира — через общение глубин.

— Критики писали о музыкальности ваших стихов. Вы меломан?

— Слушать музыку можно, только закрывая глаза и лицо (превратившись в ухо и нос), то есть устроив ночное безмолвие и мрак — условия предмирные. В эти условия ночного небытия начинает втекать и принимать свои формы — становиться космосом — дотоле бесформенный и небывший хаос.

— Ваше самое заветное желание?

— О нем я все сказал в своих стихах:

О, я хочу безумно жить:

Все сущее увековечить,

Безличное — вочеловечить,

Несбывшееся — воплотить!

И еще:

Всегда хочу смотреть в глаза людские,

И пить вино, и женщин целовать,

И яростью желаний полнить вечер,

Когда жара мешает днем мечтать

И песни петь! И слушать в мире ветер!