Путь в небеса

Константин Циолковский, 1933 год. Фото: РИА Новости

Размышляя о бессмертии человека, «калужский мечтатель» пробил дыру в скорлупе земного тяготения. 5 сентября 1857 года родился Константин Эдуардович Циолковский.

Илья Носырев

11 апреля, 2015 12:00

16 мин

О Циолковском было известно каждому советскому школьнику, но сами его работы в список обязательной литературы не входили — слишком много там было идеологически неправильных мыслей. Чего стоит одно лишь представление об одухотворенности космоса! Но если бы не стремление ученого стереть границу между живой природой человека и мертвой материей звезд, космонавтика могла бы появиться десятилетиями позже.

Беззвучный мир

Константин Эдуардович Циолковский родился 5 сентября 1857 года в семье мелкопоместного польского дворянина. Его отец в начале карьеры служил чиновником ведомства государственных имуществ, а затем преподавал естественную историю в гимназии. Личной судьбе будущего великого ученого не позавидуешь: он неоднократно терял родных и близких. В возрасте 9 лет, катаясь зимой на санках, простудился — и в результате осложнения почти утратил слух. В этот период, который Циолковский называл «самым грустным, самым темным временем» своей жизни, он впервые стал проявлять интерес к науке. Правда, из-за глухоты учеба давалась ему с большим трудом — уже во втором классе он стал второгодником, а в третьем его отчислила за неуспеваемость. Циолковский мог бы стать нахлебником, калекой-приживальщиком, но природные таланты не позволили ему опуститься: его друзьями стали книги. Мальчик, отрезанный от живого общения с окружающими, занимался самостоятельно. «Глухота делает мою биографию малоинтересной, — напишет он впоследствии, — ибо лишает меня общения с людьми, наблюдения и заимствования. Моя биография бедна лицами и столкновениями».

Телесный недуг обострял у мальчика интерес к безмолвным предметам. «Но что же сделала со мной глухота? Она заставляла страдать меня каждую минуту моей жизни, проведенной с людьми. Я чувствовал себя с ними всегда изолированным, обиженным, изгоем. Это углубляло меня в самого себя, заставляло искать великих дел, чтобы заслужить одобрение людей и не быть столь презираемым». Но даже глухота не могла защитить мальчика от боли потерь: ударом для него стала гибель любимца всей семьи — старшего брата Дмитрия, учившегося в Морском училище, и еще более жестоким ударом — смерть матери. Замыкаясь в себе, Костя мастерил сложные машины — домашний токарный станок, самодвижущиеся повозки и паровозы, придумывал крылатую машину, которая могла бы летать по воздуху.

Отец, видевший, что сын подает огромные надежды, решил отправить его на учебу в Москву. Костя учился на медные деньги — у него не было ни репетиторов, ни возможности покупать себе дорогие книги: каждый день, с раннего утра и до вечера он пропадал в Чертковской публичной библиотеке — единственной бесплатной в то время в Москве. Подросток сам выработал для себя график занятий: с утра — точные и естественные науки, требующие концентрации, затем публицистика и художественная литература — Шекспир, Тургенев, Лев Толстой, Писарев. Константину понадобился всего год на изучение физики и основ математики, и три года, чтобы освоить гимназическую программу и часть университетской.

Увы, на этом столичное образование подростка окончилось – его отец был болен и не мог оплачивать его проживание в Москве. Косте пришлось вернуться в Вятку и искать себе работу репетитора. На удивление быстро он набирает себе множество учеников – оригинальные наглядные методы, которые он сам придумал, быстро принесли ему славу отличного педагога. Несмотря на то, что судьба продолжала наносить удары – вскоре умер его младший брат Игнатий, с которым они были близки с детства, Константин продолжает самостоятельные занятия в местной библиотеке. В 1878 году вся семья Циолковских возвращается в Рязань, где Константин Эдуардович сдает экзамен на звание учителя уездных училищ и получает назначение в небольшой городок Боровск Калужской губернии. Здесь, в преподавании арифметики и геометрии, пройдут 12 лет его жизни, здесь он встретит свою будущую жену — Варвару Евграфовну Соколову.

Схемы ракет Циолковского

Безрадостная реальность еще много лет назад подтолкнула Циолковского к мечте о небесах. «Люди толкутся на своей крошечной планетке, радуясь мелким успехам и скорбя о маленьких неудачах, а прямо у них над головой существует целый непознанный мир. Подняться в небеса и начать изучать этот мир мешает лишь сила тяготения. — Циолковский воспринимал гравитацию Земли как толстую стену, скорлупу, которая не дает жителям планеты выбраться на свободу из замкнутого яйца. — Для того чтобы пробить эту стену, нужен таран. Если удастся сделать в ней дыру, мы полностью свободны и можем путешествовать в безвоздушном пространстве — к другим планетам и звездным системам».

Воздухоплавание тогда делало лишь первые шаги — воздушные шары были неуправляемыми и придавали полету характер бессмысленного блуждания. Основные надежды возлагали на управляемые аэростаты — дирижабли, которые, не отличались ни прочностью, ни долговечностью: их прорезиненные оболочки быстро изнашивались, начинали терять газ и приводили к падению. Ученый задался целью разработать металлический управляемый аэростат — и стал работать, не имея ни книг, которые бы ему помогли, ни знакомых инженеров, которые могли бы ему посодействовать в работе. Два года подряд Циолковский трудился над вычислениями и чертежами рано утром, перед тем, как уходить на работу. И хотя целый год после этого он чувствовал сильные головные боли, но цели своей добился — опубликовал сочинение «Теория и опыт аэростата, имеющего в горизонтальном направлении удлиненную форму», содержавшее проект огромного грузового дирижабля объемом до 500 тыс. кубометров — в полтора раза больше, чем знаменитый «Гинденбург». Правда, увлечь этим проектом публику Циолковскому не удалось: ни один российский предприниматель не решился построить этот технически совершенный аппарат.

Грезы о Земле и небе

Между тем, Константин Циолковский уже нацеливался еще выше — прямо в космос. Мечта о покорении космического пространства в те времена занимала многих мыслителей, но как именно должны приводиться в действие космические корабли, никто сказать не мог. В созданных в конце XIX — начале XX века фантастических романах мы увидим широчайший разброс мнений о том, какой именно способ позволит управляемым аппаратам покидать притяжение Земли: Жюль Верн запускал своих путешественников в космос при помощи огромной пушки, Герберт Уэллс — с помощью вымышленного металла, способного экранировать «лучи гравитации», другие писатели использовали таинственные, непознанные силы природы. Все это годилось лишь как литературный прием, но не как руководство к действию. Для того чтобы «пробить стену» Циолковский сначала собирался использовать центробежную силу — поднявшись над Землей и развив огромную скорость, аппарат делал бы круги над планетой, пока эта сила не выбросила бы его за пределы земной гравитации. Однако расчеты, которые провел ученый, показали, что такая машина была бы невозможна.

«Я был так взволнован, даже потрясен, что не спал целую ночь, бродил по Москве и все думал о великих следствиях моего открытия, — писал впоследствии Константин Эдуардович. — Но уже к утру я убедился в ложности моего изобретения. Разочарование было так сильно, как и очарование. Эта ночь оставила след на всю мою жизнь: через 30 лет я еще вижу иногда во сне, что поднимаюсь к звездам на моей машине, и чувствую такой же восторг, как и в ту незапамятную ночь».

Идея реактивного движения впервые была им высказана в написанной им в 1883 году работе «Свободное пространство», но обосновать ее ученый сумел лишь 20 лет спустя. В 1903 году в журнале «Научное обозрение» вышла первая статья Циолковского, посвященная ракетам — «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Главной темой статьи стал проект выхода в космос при помощи жидкостной ракеты: Циолковский объяснил принципы взлета ракеты, ее движения в безвоздушном пространстве и спуска на Землю. Широкая общественность на первую часть статьи не обратила внимания. Книга «Грезы о Земле и небе», вышедшая чуть раньше и посвященная тому же вопросу, вызвала откровенное издевательство со стороны критиков: «Трудно догадаться, где автор рассуждает серьезно, а где он фантазирует или даже шутит…Если научные разъяснения К. Циолковского не всегда достаточно обоснованы, зато полет его фантазии положительно неудержим и порой даже превосходит бредни Жюля Верна, в которых, во всяком случае, больше научного обоснования…».

Понадобилось еще восемь лет, чтобы к автору пришло признание — вторая часть статьи вышла в журнале «Вестник воздухоплавания» в 1911–1912 годах, которая печаталась из номера в номер, и ее заметили инженеры и популяризаторы науки. За эти годы у публики проснулся интерес к летательным аппаратам – стремительно развивалось строительство аэростатов, аэропланов, дирижаблей, и продолжение работы Циолковского восприняли уже не как пустая фантазия, а как вполне реальный проект. К ученому наконец пришла всероссийская слава: о нем писали, читатели присылали ему письма.

Космическая душа

Мы, люди секулярной эпохи, привыкли к тому, что отправная точка исследователя — чистой научный, материалистический интерес. У Циолковского было не так — его двигателем была религиозная философия: огромное значение для ученого имела личность Христа, которого он признавал не богом, а великим реформатором, стремившимся к благу всех людей. Эту цель ученый считал самой важной и для себя: в своих книгах он наметил грандиозный план переустройства Земли. Так, в работе «Будущее Земли и человечества» Циолковский предсказал многие перспективные пути развития технологий — в частности, солнечную энергетику.

«Солнечная энергия теряется очень незначительно, проходя через тонкий прозрачный покров оранжерей, — описывал Циолковский мир будущего. — Растения утилизируют более 50% солнечной энергии, так как разумно подобраны и имеют самые лучшие условия для своего существования». Константин Эдуардович предугадал даже солнечные батареи, правда, не сообщив принципа, по которому они будут работать: «солнечные двигатели при безоблачном небе, утилизируя 60% солнечной энергии, и среднем дадут около 12 килограмметров непрерывной работы на каждый квадратный метр почвы. Эта работа более работы крепкого работника».

Циолковский стал проповедником, как сейчас бы сказали, терраформирования — изменения облика и природных условий планеты. Наша Земля, по замыслу изобретателя, должна была превратиться в один огромный возделываемый райский сад: люди разобьют ее на участки и смогут обрабатывать свои наделы с максимальной отдачей. Изменив состав атмосферы, сгладив рельеф Земли, можно будет установить на всей планете оптимальный для сельского хозяйства климат, превратив жаркие и сухие районы — в умеренные и влажные и слегка нагрев даже полярные зоны. Дикие и бесполезные виды животных и растений вымрут, а останутся только одомашненные, предрекал ученый. Когда-нибудь человечество умножится так, что ему станет мало того, что дает ему земля, и тогда оно засеет даже океаны.

Но даже и этот, благоустроенный и оптимизированный мир когда-нибудь станет тесен для разумных существ. Широко известны слова Циолковского о том, что человечество не всегда будет оставаться в колыбели — на Земле. Мыслитель верил в то, что люди заселят космос точно так же, как когда-то расселились по поверхностям планеты. Однако он считал, что человек при этом едва ли сохранит прежний физический облик — чтобы населять иные миры, людям придется превратиться в другую форму жизни, состоящую из лучистой энергии. Это — закономерный шаг эволюции, которая, как считал Циолковский, развивается от простых форм к сложным. Человеческий организм не приспособлен для того, чтобы жить в космосе без скафандра — ему нужен кислород, давление, источники пищи, защита от солнечной радиации. Став структурой, состоящей из лучистой энергии, человек сможет поддерживать себя, питаясь светом звезд. Циолковский верил, что во Вселенной уже существуют другие расы, которые уже достигли этого состояния — бессмертные и совершенные «боги» управляют движением солнц, туманностей и целых галактик. Любопытно, что через 100 лет схожие идеи развивал другой крупный ученый и визионер Артур Кларк, полагавший, что люди, осваивая космос, вначале переместят свой разум в машины, а затем — в структуры, состоящие из энергии и силовых полей.

В какой-то степени сама Вселенная — те же звезды и галактики — способна мыслить и чувствовать. «Я не только материалист, но и панпсихист, признающий чувствительность всей Вселенной. Это свойство я считаю неотделимым от материи», — писал Циолковский. Ученый верил, что если Вселенная жива, то смерти нет — и вероятно, именно это позволяло ему мириться с трагедиями, которые продолжали происходить в его жизни: в 1903 году покончил с собой его сын Игнатий, а в 1923 году — другой сын, Александр.

Кружок ракетного моделирования

Кружок ракетного моделирования. Фото: Виталий Карпов / РИА Новости

Исполнившаяся мечта

Октябрьская революция придала творчеству Циолковского новый импульс. Он впервые получил поддержку государства — в 1918 году ученого избрали членом Социалистической академии, а в 1921 году назначили повышенную персональную пенсию. К идеям Циолковского стали прислушиваться на правительственном уровне, о нем писали центральные газеты. И хотя Константин Эдуардович не избежал судьбы советского арестанта — в 1919 году его несколько недель продержали в лубянской тюрьме по непонятному обвинению — он высоко оценил роль новой власти в воплощении своей мечты.

Феномен Циолковского в том, что он мечтал и творил в нищей и разрушенной стране — в Советской республике, пострадавшей от гражданской войны, потерявшей миллионы человек из-за братоубийственной бойни, голода и эпидемий, когда индустриализация только начиналась. Всерьез говорить о космических полетах пока было странно — освоение безвоздушного пространства существовало лишь в мечтах: Константин Циолковский работал научным консультантом в фильме Василия Журавлева «Космический рейс». Но Циолковский стал законодателем моды на изучение реактивного движения и ракетостроения: в первой половине 30-х годов по всей стране стали возникать кружки энтузиастов, запускавших свои образцы ракет. И совсем скоро эта мода приведет к запускам первых настоящих космических аппаратов. Не будь Циолковского — не было бы Группы изучения реактивного движения, созданной Королевым и его единомышленниками.

Крупнейшее научное достижение Циолковского — обоснование реактивного движения как единственного способа преодоления земного притяжения. Кроме этого, он первым предложил использовать ромбовидный и клиновидный профиль крыла для аэропланов со сверхзвуковыми скоростями, в то время о таких скоростях говорить не приходилось, и это открытие нашло применение лишь через 70 лет. Помимо проекта цельнометаллического дирижабля, ученый разработал первый в мире проект поезда на воздушной подушке, предложил использовать для запуска ракет движение по направляющим — это открытие не нашло применения в строительстве космических ракет, зато с успехом применено в военных ракетных комплексах. У Циолковского есть открытия в физике и биологии: независимо от других ученых разработал основы кинетической теории газов, заложил основы нового раздела теоретической механики — механики тел переменного состава, и подал ряд ценных мыслей в области изучения живых организмов.

В 1932 году, когда Циолковскому исполнилось 75 лет, памятная дата отмечалась торжествами в Москве и Калуге, а самого ученого правительство наградило ученого орденом Трудового Красного Знамени за «особые заслуги в области изобретений, имеющих огромное значение для экономической мощи и обороны Союза ССР». 19 сентября 1935 года Циолковского не стало. Незадолго до смерти ученый писал в письме Сталину: «До революции моя мечта не могла осуществиться. Лишь Октябрь принес признание трудам самоучки: лишь советская власть и партия Ленина — Сталина оказали мне действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс, и это давало мне силы продолжать работу, уже будучи больным». Тело великого русского мыслителя было похоронено в Загородном саду города Калуги, а душа, вероятно, и сейчас смотрит на наш крохотный шарик с отдаленных звезд.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе