«Я понял, что это великая больница»

Алексей Шабунин. Фото: Оксана Плисенкова

Интервью с главным врачом Городской клинической больницы имени С.П. Боткина Алексеем Шабуниным

Оксана Плисенкова

30 декабря, 2015 09:00

8 мин

23 декабря исполнилось 105 лет Боткинской больнице. О ее юбилее, инновациях и достижениях «Русской планете» рассказал главный врач больницы, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач РФ, главный хирург города Москвы Алексей Шабунин.

— Алексей Васильевич, работа главного врача тяжелая?

— Она и тяжелая, и легкая одновременно. От того, что делаешь с удовольствием, не устаешь. Когда ты видишь, как больница меняется в лучшую сторону, это дает силы для последующих шагов. Вообще Боткинская — необыкновенная больница. Она была построена для всех людей — без различий на звания, религии и сословия. И вот уже 105 лет соблюдает этот принцип. Здесь соединение вековых традиций и современных технологий. Рядом с нашим современным корпусом находится церковь, которой тоже более 100 лет.

Сегодня Боткинская остается самой крупной больницей и Москвы, и, думаю, даже России в целом. У нас 1700 коек. Приближаются к нам только 1000-коечные больницы, которых немного в Москве.

— В чем, по-вашему, уникальность Боткинской больницы?

— Главное ее достоинство — это мультидисциплинарный подход и вековые традиции, которые живут в наших стенах. Не случайно говорят, что Боткинская — намоленное место. У нас есть все направления как в диагностике, так и в лечении заболеваний человека. Мы порой даже шутим на этот счет, что у нас все — от родовспоможения до операций на открытом сердце. По большинству направлений мы занимаем лидирующее положение и в Москве, и в России.

У нас 88 тысяч пациентов получают стационарное лечение. Около 800 тысяч пациентов — амбулаторную помощь в поликлиниках, консультации и т.д. К нам ежедневно поступают 200-250 пациентов. Только с острым инфарктом — 8-10 пациентов ежедневно. Более 4000 пациентов с инфарктом в год получают лечение. Боткинская больница на 65% оказывает помощь пациентам, поступающим в экстренном порядке.

На нашей базе работает 6 городских центров. В Центре эндопротезирования делается более 1200 эндопротезирований в год. С помощью современнейших технологий мы убираем неработающий сустав и вставляем пластиковые и металлические конструкции. На 5-е сутки пациент уже может ходить на своих ногах. В Московском городском гематологическом центре получают современное лечение более 3000 пациентов с раком крови. Нейрохирургическая клиника — операции на головном, на спинном мозге. Урологическая клиника — лидер в России по лечению рака предстательной железы и рака почки. На роботическом комплексе Da Vinci мы за год прооперировали более 200 пациентов. В клинике хирургии печени и поджелудочной железы выполняются уникальные операции на биологически агрессивных органах. В этом году на базе нашей больницы открылся Симуляционный центр, где врачи обучаются высокотехнологичным методам диагностики и лечения.

Операционная в Боткинской больнице. Фото: Оксана Плисенкова

— Не раз видела счастливые глаза хирурга после успешно проведенной операции...

— Вот почему я и не бросаю практическую хирургию. Говорят же, хирурги — первые после Бога. В самом деле Бог нас создал до того совершенно и прочно, что я поражаюсь этому вот уже 25 лет. Мы вынужденно удаляем часть кишечника, часть печени и восстанавливаем здоровые части. Например, у нас была операция, когда у пациента опухоль поразила кишечник, мочеточник, аорту и печень. Раньше этих больных просто не оперировали. Мы собрали консилиум, поняли, что сможем помочь, и выполнили уникальное вмешательство с прекрасным результатом. А в прошлом году у нас было впервые сделано на роботе Da Vinci маммарокоронарное шунтирование, операция на сердце.

Если за последние годы в Москве на первом месте был острый аппендицит, на втором месте — воспаление желчного пузыря, а панкреатит — на третьем, то за последние годы панкреатит вышел на первое место. Мы рекордсмены мира по количеству больных острым панкреатитом. В 2014 году мы приняли более 13,5 тыс. таких пациентов.

— А жалеете о чем-то?

— Вы знаете, жалеешь, когда не можешь помочь. Раньше кровопотеря — это было что-то страшное. Сегодня у нас есть технология, которая забирает кровь из брюшной полости, очищает ее, и мы ее переливаем снова. Поэтому кровопотеря не страшна. Но есть случаи, когда технически все осуществимо, но уже есть метастазы, опухолевый процесс вышел за пределы органа. И ничего сделать нельзя.

Я как-то был на стажировке в Японии. Если у больных с опухолевым поражением мы диагностируем 3-4 стадию в 70% случаев, то в Японии на 1-2 стадии диагностируется 75%. Просто в Японии во всех договорах в отношениях между работодателем и работником есть пункты «Медосмотр». Когда я начал ездить на стажировки за рубеж (80-90-е годы), возвращался в депрессии, потому что думал, что такого в России не будет никогда. Сегодня у нас есть даже лучше, ко мне приезжают коллеги и поражаются технологиям в нашей операционной. Единственное — нам, конечно, надо работать над самосознанием, ответственностью перед собой, родственниками за собственное здоровье.

— Какими технологиями можете похвастаться?

— Лапароскопия, эндоскопические технологии (все виды стентирования), эндоваскулярный рентген. Лапароскопию называют «второй французской революцией», но сейчас сделан еще один шаг — роботическая хирургия, когда робот повторяет движения хирурга-манипулятора. Если моя рука поворачивается на 180 градусов, то рука робота - на 520. Эта технология увеличивает возможности хирурга в несколько раз. Я думаю, пройдет несколько лет, и будут не просто металлические, а какие-нибудь фиброгибкие трубки, а врач будет сидеть в шлеме и мыслями управлять процессом.

— Порой реабилитации не уделяется достаточно внимания. Как у вас?

— Реабилитация, конечно же, сегодня чуть-чуть запаздывает. Но плюс в том, что мы максимально стараемся применять малотравматичное вмешательство. Есть модная технология Fast Track — когда пациент быстро обследуется, потом операция, ранняя активизация больного и ранняя выписка из стационара. Серьезные осложнения иногда бывают в первые сутки, поэтому это время он обязательно проводит в стационаре. Далее, конечно, важно наладить амбулаторную сеть, которая сразу возьмет пациента из стационара.

— Расскажите, как вы пришли в медицину?

— У нас вся семья – врачи (родители, сестры). Родители с отличием закончили вузы и из Воронежа поехали строить жизнь в Сибирь, в Кемерово. В детстве я говорил: «Я летчиком хочу быть». «Великолепно! Летчиком быть здорово», — сказали родители и потихоньку медицинские книжки начали давать читать. Через какое-то время я им: «Так! Я решил быть врачом!». И счастлив, потому что медицину, не в обиду журналистике, я считаю лучшей профессией… А знаете, в чем отличие хорошего врача?

— Нет, могу только предположить. В чем?

— Вот говорят про врачебный подвиг. Но такого нет. Есть работа команды, единомышленников. Что может сделать хирург без анестезиолога, реаниматолога, без медицинских сестер, без технической службы?!

— Кажется, вы говорите о Боткинской больнице, как о живом организме...

— Вы правы. Любая старая больница — живая. Здесь свои течения, свои сложности. Боткинская верит только делам. Когда она видит, что все делается на благо пациента, позволяет внедрить эти изменения. Политика мелких шагов приносит самые большие результаты. Сегодня — одно, завтра — второе, а через год смотришь — сделаны серьезные шаги.

Я 10 лет здесь был главным хирургом больницы, заместителем главного врача по хирургии. Мы с врачами ходили и думали, когда же все здесь будет. После этого я 3 года работал главным врачом Первой градской больницы. Мне посчастливилось работать с академиком Савельевым. Вернувшись в Боткинскую, я понял, что это великая больница, ее потенциал огромен, и мы приложим все силы, чтобы наша клиника развивалась, как и вся российская медицина.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе